Power in Russia (probably from Peter "the Great" times) resides not in the formal government structures, but in the choking hold of secret services on all aspects of "body politics" and social life. The extent and scale of this hold reaches almost grotesque proportions. It suffocates the national spirit, precluding the normal historical development.
The particulars of the present situation are in the continuing split in the executive powers, reflecting the split in the strategic thinking and plans of SS (Secret Services), whatever they are called. The basis of the split is in the generational gap. The developments in Russia are determined more by the generational aspect because of the greater emphasis on voluntaristic (leaders and their personalities) factor, historically determined, and imitative nature of Russia's social development. Russia is shackled to the Asiatic East while looking up to the European West.
Putin - Medvedev's rivalry-cooperation ("duumvirate"-"dvuumvirate", "dvoyevlastiye") is a phenomenon both new and old, evolved historically and empirically in order to capture "the best of two worlds" and to provide a connection, a bridge between two generational worlds, enhancing "the stability" or the illusion of it.
Both serve as ideological-political banners for their respective camps in SS. "Putin Redux" is a result of temporary compromise between them. Putin can and will be discarded easily and without any second thoughts if he is judged to be an impediment and obstacle to the interests of one or both of these camps, which compete with each other to protect their respective interests and are extremely cynical, animalistic, self-serving and self-protecting in their mentality, outlooks, attitudes and strategies.
Putin is shunned, scoffed, looked down upon and almost isolated on the world stage. This isolation will continue and intensify. He will be discarded when the situation threatens directly the financial and political interests of Russian "ruling elite", namely, the KGB criminal mafia oligarchy.
Recommendations
To Russian SS:
Make your choice. It resides inevitably with the younger partner.
To The West:
Continue and intensify Putin's isolation to the point of disabling him and his camp.
To Putin:
Vovchik, your time is up. You have to go, sooner or later; and sooner is better for you personally. There is no point in playing Jesus Christ and putting yourself on a cross. The longer it goes on, the more chances that you will be sacrificed by your "friends" one way or another. Although the exit, regardless of its timing, cannot and will not provide any guarantees against future investigations and prosecution.
To Medvedev:
Do not be afraid, he cannot fire you (although some risk is present): it will mean a civil war. Press reports are just trial shots from the opposite camp. Your firing will mean that he did not live up to his part of the agreement and betrayed you, while you maintained your loyalty to him. This will have the devastating effect on "elites", will increase their "fragmentation", and they will start abandoning him in droves, fleeing for safety, although not necessarily to you. Your mistake was in not gaining the effective control of SS during your presidency, although this was very difficult to do because of their inherent and continuing distrust.
I might be as "crazy and grandiose" (mostly stylistically) in this assessment as I choose, but this does not exclude the objectivity of its insights, within the scope of my independent and individual opinion.
The gradual intrusion of the Orthodox Church into Russian secular life and the state is something that went largely unnoticed by the Russian public. The Pussy Riot trial is beginning to change all that, writes Sergei Lukashevsky.
The Pussy Riot affair pushed the issue of relations between society and the Russian Orthodox Church to the very top of the media and political agenda in Russia over Spring/Summer 2012. Did that media situation reflect underlying reality? Was the conflict simply the result of radical protest activity? The answer to both questions is a very obvious ‘no’. However, the collision of the Russian Orthodox Church with the ‘protest movement’ (in a broader definition, the ‘creative classes’) was, it seems, a collision foretold. All it took was one sudden turn for all the simmering contradictions to be laid bare, and for the conflict to move from its latent to active phase.
This standoff is much more than simply an issue of respect for religious space and the legitimacy of punishing those who do not respect it. The Russian public is already beginning to recognise this, but it still has a lot to discover along the road that lies ahead. Ultimately, it must begin to understand the relationship between the religious and public space, how that relationship came about, and how the criminal prosecution and harsh sentencing of Pussy Riot became possible. The following article attempts to offer helpful assistance in that process.
Communism is dead; long live Orthodoxy!
Newly free of the shackles of Soviet dictatorship, the activity of the Russian Church during the 1990s was largely focussed on recovering its lost, pre-revolutionary position. At first, this meant simply the return of those churches that had not been destroyed by the Bolsheviks. At this time, an Abbot’s main responsibility was managing construction and restoration work, alongside, of course, the organisation of worship according to standard procedures. It was only in recent years that church authorities began to encourage the clergy to pursue more active social and missionary work.
The Russian Orthodox Church played, and continues to play a role as a symbol of spirituality and national identity. It is no coincidence that today's polls show that the number of Orthodox Christians in Russians outnumbers the number who believe in god.’
The restoration of churches and the organisation of worship demanded huge resources. There was little point looking to raise it from the parish: although the number of parishioners increased during the 1990s, the period was largely a time of excruciating poverty for the average Russian. Not unsurprisingly, the church looked, in the first instance, to government, and in the second instance — to business. Relations with government were absolutely paramount. At the same time, however, the acceptance of church bells as a gift ‘from the Solntsevskaya gang’ serves as a vivid demonstration of the kind of enterprises the Church was prepared to engage with.
Naturally enough, the price for financial and other assistance was political support. And given the position of the Church in society at the time, this was an especially useful resource. Since the early 1990s, the Church was consistently rated among the country’s most most trusted public institutions. This trust wasn't earned by means of any concrete action on the part of the Church. Another institute enjoying similar levels of support was the army, which was actually the subject of much criticism at the time. What Russians seemed to be placing their faith in was not institutions per se, but national symbols. The Russian Orthodox Church played, and continues to play a role as a symbol of spirituality and national identity. It is no coincidence that today's polls show that the number of Orthodox Christians in Russians outnumbers the number who believe in god.
Pussy Riot's main crime was that their stunt was directed precisely against authority - of the Church and of the Kremlin.
Initially, the Church exchanged political support for material assistance. After a short while, however, it also began to demand access to political and administrative levers of influence. Missionary outreach and catechesis were, you understand, never among the Russian Orthodox Church’s strongest suits. As the writer Nikolai Leskov noted more than a hundred years ago, ‘Russia was christened, though not enlightened’. All the while that the Russian Orthodox Church had busied itself with the restoration of Churches and searching for parish resources, an enormous number of other confessions had begun to develop their own missionary work and establish rival positions within Russia.
The start of the 1990s was the one and only period that the principle of freedom of religion and conscience was fully respected in Russia. It was a time when representatives from religions of every variety had the opportunity to build churches, register regional offices, to freely enter schools hospitals and prisons.
The Church applies for special status
In the mid 1990s, the Russian Orthodox Church began to lobby for a new law on freedom of conscience. This law proposed to 'put a barrier' in the way of 'destructive sects', though the definition of this was wide enough to include religious dominations with large worldwide followings (for example, the Hare Krishnas, Jehovah's Witnesses and neo-Pentecostalists). President Yeltsin initially refused to ratify the new law, which had been passed by the then-hostile parliament, but was eventually forced to give way. The law remains in force today.
‘Those human rights activists who began to defend 'weird' believers were themselves considered rather strange, comical even.’
In formal terms, the law changed little, complicating the process of registering new religious organisations, and introducing a rather abstract formula of the 'special role' of traditional faiths (Orthodox Christianity, Judaism, Islam and Buddhism). In practice, however, the blossoming relationship between local/regional governments and the Church meant that registering a new religious organisation was near-impossible, permission to build non-Orthodox places of worship was only granted in exceptional circumstances, and churches, hospitals and prisons were closed to all 'non-traditional' religious organisations.
The leadership of the other traditional religions supported the Russian Orthodox Church, since they had many of the same issues and requests. Other players simply made do with their role as 'juniors', negotiating their own relations with government, or they carried out their work without establishing legal entities or building places of worship. Wider society, including liberal public opinion, paid no attention to this particular development. Those human rights activists who began to defend these 'weird' believers — for arguments sake, the Jehovah's Witnesses, who came complete with their rather obtrusive and annoying missionary style — were themselves considered rather strange, comical even.
Vladimir Putin began his presidency with a promise to help traditional religions. For a few days, this was news, but it did not take long to be forgotten. There were so many other more important events to absorb — the war in Chechnya, the raid on NTV, the Yukos Affair. Moreover, the changes themselves did not seem too significant. In fact, the new position had entirely real expression in government policy. The National Security Concept of 2000 contains the following passage: 'policy in the area of spiritual and moral education… shall include counteracting the negative influence of foreign organisations and missionaries'. Soon after the Concept was published, a number of foreign pastors and Catholic priests were expelled from Russia. Unapproved religions were forced to tune down their activities even more.
'Policy in the area of spiritual and moral education… shall include counteracting the negative influence of foreign organisations and missionaries'.
Russia’s 2000 National Security Concept
Again, it should be stressed that the consolidation of the Russian Orthodox Church’s position within Russia’s religious space went largely unnoticed by the public. Indeed, Russians on the whole related to religion with positive indifference. Churches existed in a parallel reality and were perceived simply as beautiful pieces of architecture or as the bearer of beautiful traditions, inserting an essential essence of spirituality into Russia’s ugly consumer society.
'Caution, religion!'
Chronologically speaking, the next significant event was the 'Caution, religion' trial of 2004-5, brought about in relation to an arts exhibition held at the Andrei Sakharov Centre. At the time, it seemed to be a battle between anti-clerically minded liberals and conservative believers, in which the hierarchy of the Russian Orthodox Church and the government had taken the side of the latter. Today, it is obvious that this process, just like the process that followed four years later in relation to a second exhibition at the Sakharov Centre ('Forbidden art'), were direct precursors to the Pussy Riot affair. Both trials were workshops for an inquisitorial logic, which equates criticism of the church with ‘insulting faith’, and demands that ‘insult to faith’ be punished as ‘incitement to religious hatred’. Anyone who studies the court transcripts will see this without any difficulty.
The Blue Noses’s photo-installation “A candle of our life/Burn my candle”, displayed as part of the 2007 'Forbidden Art' exhibition at the Sakharov Centre. The trial of the exhibition's curators, Andrei Yerofeyev and Yuri Samodurov, served as the precursor to the Pussy Riot prosecution.
It is now obvious why the Church and Kremlin kept a relative distance in both cases. The trials concerning art exhibitions in the Sakharov Centre in no way infringed the basic question of authority. Pussy Riot, on the other hand, was directed precisely at authority — governmental and church. And from its target came a most asymmetrical response.
Public space invaders
It was during the 2000s that the Russian Orthodox Church began to intrude on the public space in a perceptible way. Everything that could have been acquired uncontroversially— abandoned churches used as warehouses, cinemas and cultural centres — had already been handed over. The only churches that were left were those that housed museums, educational and social institutions.
The Church not only began to lay claim not to these churches, but it also demanded the return of all buildings that were formerly part of monastery complexes. It asked for the return of any icons or church effects, even those that had become museum exhibits. Though the premise itself was entirely reasonable, the methods and language adopted by the Church were more akin to the practices of wild Russian business (including violent takeovers), than they were to notions of Christian humility.
‘The conflict barely registered among the public at large. Society consistently chose not to take any interest in such issues, just as it chose not to take an interest in issues of free speech and honest elections.’
The teaching of religion in schools became an additional area of confrontation between the Church and society. The way the Russian Orthodox Church behaved left little doubt about the way it viewed its relations with society: it proposed to use the government machine to found a new, compulsory school subject called ‘The basics of Russian Orthodox culture’, and to use the public purse to pay for teachers' salaries. Directed not even at catechesis (already strange in a secular school), but on the propaganda of religious exclusivity and nationalism, the first curriculum left no doubt about the aims of the project.
In both of its battles, the Church failed to score a complete victory. Rublev’s ‘Trinity’, for example, remains on public access in Moscow’s State Tretyakovskaya Gallery. The tone of the religious curriculum has been softened significantly. And parents are now given the choice to opt-out of the Russian Orthodox classes in favour of secular ‘moral education’ classes. That said, with these actions the Church had unambiguously staked its claim to a special status, now not only to Russia’s religious, but also to its social space.
As before, the conflict barely registered among the public at large. Society consistently chose not to take any interest in such issues, just as it chose not to take an interest in issues of free speech and honest elections.
The Church as Gazprom?
By December 2011, the Russian Orthodox Church was exquisitely positioned for the authorities. Not only did the Church recognise the exclusive interests of one actor, government, and were dependent on it entirely, but the Church could also offer some very useful services in return. As the protest movement broke out, and the legitimacy of government was directly threatened, the Kremlin’s need for the support of the Church grew.
‘The Russian Orthodox Church is ready and interested in becoming a protector of traditional values, should the situation demand it. In their proposed offering of ‘traditional christian values’, obedience and submission to authority (ecclesiastical and secular) only accentuate the Gospel truth.’
The terms of the social contract that stood behind the first two Putin terms was, broadly speaking, stability and prosperity in exchange for the political dependence of society. The presidential term of Medvedev was marked by promises of reform and democratisation. Putin annulled these promises, hence the surge of popular discontent.
Lacking any other strategy, the authorities have returned to play the same old card of ‘stability’ as before, and have dreamt up all kinds of imaginary threats and enemies to help them. The Kremlin’s ideological position will continue to be broadly protective. In turn, the Russian Orthodox Church is ready and interested in becoming a protector of traditional values, should the situation demand it. In their proposed offering of ‘traditional christian values’, obedience and submission to authority (ecclesiastical and secular) only accentuate the Gospel truth. The Kremlin’s ideologues have themselves been busy embedding an Orthodox component into their own political work (as the long-established Russian Orthodox wing of the Nashi pro-Kremlin youth movement would demonstrate).
As they did with the Pussy Riot affair, the Church will continue to insist that it is the victim. Their ideologeme of religious life ‘coming out of the ghetto’ has already been well-formed and tested. Essentially, what this translates to is further attempts to erode the principle of secularism, turning the Russian Orthodox Church into a semi-governmental institution similar to so-called ‘state corporations’ the likes of Gazprom and Sberbank.
A different role awaits representatives of the other Christian denominations and ‘non-traditional’ religions. In the best case scenario, theirs will be a role similar to that which is played out now by the ‘Just Russia’ party, i.e. outside of the main arena. In a worst case scenario, they will be subjected to constant harassment. Traditional religions will be allowed to occupy the same position as the Russian Orthodox Church, but only within specific regions (in the case of Islam and Buddhism) or ethnic groups (Islam or Judaism).
***
Russian society, or, more exactly, its liberal and protest components, overlooked or chose not to notice the evolution of the Russian Orthodox Church in exactly the same way as it overlooked or failed to notice the establishment of an authoritarian regime within the country. Awareness of a conflict between the religious and public spaces began only with the Pussy Riot affair.
It is highly likely that Putin’s third term will come to be characterised by the increasing ideological and political intrusion of the state and official religious organisations into public life. The aims will be to preserve (for the Kremlin) or increase (the Church) control and influence. Against such a backdrop, it seems reasonable to warn Russians against confusing the manipulation of ‘traditional values’ to keep a government in power with the real growth of religious fundamentalism.
In defending itself against authoritarian onslaught — whether from government or the Russian Orthodox Church — society has started from a relatively weak position. Its ability to withstand the pressure will depend only in its capacity for mobilisation, solidarity and resistance. Russian society is today only at the beginning of a journey towards acquiring those characteristics.
About the author
Sergei Lukashevsky is an historian and director of the Sakharov Museum and Public Centre in Moscow
This article is published under a Creative Commons licence. If you have any queries about republishing please contact us. Please check individual images for licensing details.
Сравнительный рейтинг Владимира
Путина, представленный накануне "Левада-Центром" буквально всполошил СМИ и
экспертов, причем ситуация выглядит парадоксально. При августовском рейтинге 63%
и признании того, что это - один из самых высоких показателей среди стран
Европы, где проводят такие опросы, он является далеко не убедительным для
России, где привыкли к "зашкаливающим" цифрам. Лейтмотив комментариев в
российских СМИ на эту тему - от Путина "сильно устали", и остаться на второй
(четвертый) срок ему будет крайне сложно. Обзор прессы представляют "Заголовки".
Анализируя данные, политологи обращают внимание на два момента. Первый: с
мая, когда Путин вновь вернулся в Кремль, число граждан, одобряющих его
деятельность, снизилось на 6% (в августе 63%, в мае было 69%). И второй момент:
так называемый антирейтинг главы государства, то есть число тех, кто негативно
оценивает его деятельность, напротив, возрос - на 5% (в мае было 30%
недовольных, в августе стало 35%).
- Путину советуют "посадить парочку олигархов"
-
Критики власти перехватывают повестку
- Социолог, покинувшая ЕР перед "Маршем миллионов": "У элиты под
ногами горит земля"
Антирейтинг Путина сейчас один из самых высоких с начала 2011 года, выше он
был только в декабре прошлого года - 36%, отмечает "Газета.ru". Сайт обращает внимание, что похожий опрос, результаты которого
"Левада-Центр" обнародовал на прошлой неделе, зафиксировал антирейтинг Путина на
уровне 25%. Даже в 2005 году, в период монетизации льгот, он был ниже (23%).
"Коммерсант" публикует ответ россиян на вопрос о том,
кто должен быть избран. президентом через шесть лет (на сайте "Левада-Центра"
этих данных нет - Прим. ред.). 22% респондентов выбрали Владимира Путина,
7% - Дмитрия Медведева, а 49% предпочли третий вариант: "чтобы через шесть лет
Путина сменил другой человек". Еще 22% затруднились ответить. Для сравнения - в
марте "другого человека" через шесть лет на посту президента хотели видеть 43%
опрошенных.
У граждан без явной альтернативы спрашивают, "за" они или "против", люди
говорят скорее "за", объяснил газете заместитель директора "Левада-Центра"
Алексей Гражданкин. Тем не менее по рейтингам видно, что сейчас "закончился
эффект выборной кампании, ожиданий лучшего будущего, которые возникают у
населения по мере избирательной кампании".
"Через шесть лет он будет уже 18 лет у власти, это все понимают, и усталость
будет еще больше", - подчеркнул эксперт. Снижение рейтинга и рост антирейтинга
говорит об "усталости населения" от Владимира Путина, вторит Глава фонда
"Петербургская политика" Михаил Виноградов. Президент Института национальной
стратегии Михаил Ремизов отмечает, что для представителей власти рост их
антирейтингов должен быть важным симптомом. Путину советуют "посадить парочку олигархов" и уберечь
страну от войны
По мнению Сергея Маркова, проректора РЭУ имени Г.В. Плеханова, будущие
изменения показателей полностью зависят от действий самого Путина. "Население
дало Путину карт-бланш. Я оцениваю этот срок в полтора года", - сказал политолог
РБК daily. Он считает, что президенту следует
сосредоточиться на индустриализации страны, повышении доступности образования,
медицины и транспорта, а также "посадить парочку олигархов, которые забыли,
какая страна является их родиной".
Свой рецепт "политического долголетия" для Путина есть и у "Единой России".
Замсекретаря генсовета партии Андрей Исаев заявил "Коммерсанту", что если завтра
начнется война между Израилем и Ираном, а Владимир Путин сможет "уберечь страну
от вмешательства в этот военный конфликт, то за четвертый срок Путина будет
выступать уже 90% опрошенных". Критики власти перехватывают повестку
В свою очередь телеканал "Дождь" обращает внимание на еще одно
любопытное исследование - фонда "Общественное мнение". В 2008 году 32% людей
утверждали, что слышат вокруг себя положительные оценки о Путине, и только 3% -
отрицательные. Еще в феврале этого года положительных оценок было 29%, но уже
сегодня таких всего 10%, а отрицательных оценок вообще стало в два раза больше -
20%.
Михаил Виноградов из фонда "Петербургская политика" комментирует это так:
"Безусловно, происходит демобилизация сторонников Владимира Путина. То есть да,
они по-прежнему, может быть, сохраняют ему пассивную лояльность, но собственно,
потребности поделиться какими-то положительными новостями о Путине у них нет.
Критики власти таким образом перехватывают повестку". Социолог, покинувшая ЕР перед "Маршем миллионов": "У элиты
под ногами горит земля"
Между тем, как отмечает "Независимая газета", на фоне снижения популярности
первых лиц страны резко усилился процесс фрагментации элит. Уникальные данные о
расстановке сил внутри правящего класса и руководства страны содержатся в
имеющемся у редакции докладе независимого исследовательского центра "Лаборатория
Крыштановской".
Отметим, его основательница, социолог Ольга Крыштановская входила в "Единую
Россию", но приостановила
членство в партии накануне июньского оппозиционного "Марша миллионов". Как она
объяснила тогда "Эху Москвы", современные политические
процессы в России "требуют глубокого и немедленного изучения", поэтому она
решила сосредоточиться на науке.
По данным исследования "Лаборатории Крыштановской", фрагментацию элит
ускоряет страх правящего класса перед осенним обострением
социально-экономических проблем. "Власти думают только о том, как бы все не
взорвалось, - пояснила газете автор доклада. - Именно этим объясняется и роль
силовиков в системе управления, и главная роль штаба администрации президента,
стремящихся не допустить социального взрыва, успокоить население".
Расстановку сил внутри правящего класса определяет "процесс созревания
революции", считает Крыштановская. "У элиты под ногами горит земля, политическая
система пришла в состояние нестабильности - и для них это главная головная боль.
А вопросы расширения Москвы или процесс по Pussy Riot - дело для первых лиц
второстепенное".
По мнению социолога, сильным упрощением было бы считать, что разделение
правящего класса происходит по
идеологическому принципу. Реальная фрагментация идет по возрасту - из-за
того, что Медведев омолаживал систему управления, поясняет она: "Более
консервативная взрослая часть элиты воспринимала это с раздражением и качнулась
к Путину. А те, кто помоложе, - к Медведеву в надежде на быструю карьеру, если
Медведев останется на второй срок".
Эксперт также дала скептическую оценку недавнему исследованию политологов
Евгения Минченко и Кирилла Петрова, по итогам которого те решили, что Путин
создал в России новое
"политбюро". Крыштановская, автор термина "политбюро", прозвучавшего
впервые в ее статье "Путинский двор" в 2007 году, считает, что делить путинское
"политбюро" на отраслевые группы, как это делают ее коллеги, неверно.
"На самом деле оно устроено в виде концентрических окружностей. Есть первый
круг - самый узкий, там не так важно, какую отрасль представляет человек", -
пояснила она и подвергла сомнению вывод о том, что Путин принимает решения
единолично. По ее словам, он не может не собирать ближний круг, так что "решения
принимаются коллегиально".
Отставка Медведева, возможно, готовится уже осенью, решили эксперты,
оценив невидимую народу борьбу в верхах
Борьба элит, стоящих за фигурами первых лиц государства, не только не
затихла, но развивается по восходящей, угрожая отставкой правительства уже осенью. Такой вывод делают некоторые эксперты, наблюдая
перетягивание каната в высшем эшелоне власти. Если так и произойдет, то досрочно
оправдаются прогнозы,
данные влиятельными политологами еще до того, как Дмитрий Медведев стал
премьером. Они предвидели, что на этом посту он долго не продержится и что его
фигурой рано или поздно придется пожертвовать. Правда, считали, что произойдет
это ориентировочно в течение трех лет.
То, что тандема больше не существует и что идет довольно острая клановая
борьба, подтверждает целая цепь событий последнего времени. Достаточно вспомнить
вдруг всплывшие разногласия между
президентом Владимиром Путиным и премьером Медведевым по обстоятельствам начала
войны с Грузией в августе 2008 года. СМИ и политологи сразу заговорили о кампании против Медведева и
расколе тандема.
Или демарш Медведева в
отношении друга и ставленника Путина Игоря Сечина. Эксперты увидели в урезании
полномочий последнего в новой комиссии по топливно-энергетическому комплексу
начало "аппаратной битвы".
При этом Сечин, который является одним из ближайших соратников Путина, остается
одной из самых раздражающих фигур для правительства. Там недавно возмутились его
назначению главой "Роснефтегаза" в обход Медведева, сочтя, что "это какой-то
бред".
Были и другие решения президента Путина, затрагивающие полномочия премьера
Медведева. А еще показательно то, что премьер ушел в отпуск, не пожелав оставить
на этот период заместителя. "Сегодня каждый из бывших членов тандема пытается
самоутвердиться, - прокомментировал "Независимой газете" глава Центра политических
технологий Игорь Бунин. Медведев, по словам эксперта, лишний раз хочет показать
свою незаменимость на посту премьера, "потому что достаточно месяц какому-нибудь
"порулить", и, возможно, твоя незаменимость окажется под сомнением".
Ослабления позиций правительства осенью не исключил член
научного совета Московского центра Карнеги Николай Петров. "Допустим, Путину
придется менять правительство Медведева. Тогда это событие должно быть как-то
подготовлено, и то, что происходит сегодня, выглядит именно такой подготовкой",
- считает он.
В свою очередь, глава Института прикладной политики Ольга Крыштановская,
руководитель Центра изучения элит Института социологии РАН, полагает, что
личного противостояния между бывшими соправителями нет: "Медведев в данном
случае - локальный политик, а Путин - универсальный". Этот вывод укладывается в
логику недавнего доклада политологов Евгения Минченко и Кирилла Петрова, которые
назвали Медведева первым из восьми приближенных Путина, входящих в условное
правящее "политбюро".
А вот противостояние элит никуда не делось, подчеркивает Крыштановская. "Этот
процесс начался при Медведеве и связан был с изменением конфигурации власти и с
некоторыми действиями Медведева. Процесс идет, и он опасен. Потому что способен
расколоть элиту, если не будет найдено противоядия", - заключила она.
Народ пока еще верит в тандем
Так или иначе, борьба в верхах пока очевидна для самих политиков и экспертов,
тогда как большинство населения, похоже, пребывает в неведении. Это доказывают
рейтинги, где премьер занимает следующую строчку за президентом - следовательно,
Путина и Медведева по-прежнему воспринимают как тандем.
Рейтинг президента, взлетевший к моменту его выборов, снова начал падать.
Так, если в мае текущего года 69% опрошенных россиян заявляли, что довольны
деятельностью Владимира Путина на посту президента, то в середине августа
таковых стало 63%, показал опрос, проведенный 17-21 августа в 130 населенных
пунктах, 45 регионов РФ (1600 респондентов).
Соответственно, с 30% до 35% возросла доля недовольных главой государства.
Аналогичную картину социологи фиксируют и в отношении премьера Дмитрия
Медведева - снижение рейтинга одобрения с 64% в мае до 57% в августе. Число
недовольных выросло соответственно с 35% до 41%. На вопрос социологов: "Вы в
целом одобряете или нет деятельность правительства России?" - более половины
респондентов (52%) ответили отрицательно, при этом с мая текущего года, по
данным "Левада-Центра", этот показатель возрос на шесть процентных пунктов.
Медведеву предстоит проверка осенними выборами в
регионах
Между тем, на фоне неблагоприятных прогнозов на осень для Дмитрия Медведева и
его правительства, премьеру предстоит пройти проверку выборами в регионах - как
лидеру "Единой России". Партия намерена использовать его образ в агитации и ждет
его возвращения из отпуска, чтобы согласовать детали кампании, пишет "Коммерсант".
В частности, партийцам и их председателю предстоит решить, какие его цитаты
использовать в качестве лозунгов - последние или более ранние. В целом же, как
утверждает замсекретаря президиума Генсовета ЕР Алексей Чеснаков, партия не
станет вести агитационно-пропагандистскую работу по шаблону, потому что осенние
выборы пройдут в слишком разных регионах, и типовой сценарий будет скорее
вреден, чем полезен.
Выборы в парламенты пройдут 14 октября в шести регионах России - Северной
Осетии, Удмуртии, Краснодарском крае, Пензенской, Саратовской и Сахалинской
областях. При этом, как отмечает издание, в пяти из них партия власти вновь
делает ставку на "паровозов" - местные списки возглавили губернаторы. В Северной
Осетии, правда, осталось провести конференцию по выдвижению списка.
Только на Кубани список возглавил не губернатор Александр Ткачев (его вообще
нет в списке), а спикер заксобрания Владимир Бекетов. Ткачева и так
недолюбливали, а после губительных
наводнений он вовсе потерял доверие.
Президент Путин и патриарх Кирилл – кто дирижирует симфонией?
Распечатать статьи автора Алексей Пименов
Политико-церковный пейзаж современной России
Власть разыгрывает церковную карту, но самостоятельные политические шаги патриарха Кирилла поддерживать не намерена. Так московская журналистка Светлана Солодовник определила характер сегодняшних взаимоотношений между Кремлем и РПЦ. «Я допускаю, – уточнила Солодовник, – что здесь имеет место своеобразная скрытая дуэль».
Дуэль – во имя чего, и какими средствами?
Как рулить процессом
Говоря проще – представляет ли церковь проблему для светской власти?
«Сегодня – нет», – таков ответ Светланы Солодовник. «Церковь, – поясняет она, – всеми своими действиями поддерживает власть. Да, она может и покритиковать ее. Но – минимально: настолько минимально, что эта критика попросту незаметна – в силу своей абстрактности. Дескать, коррупция – это плохо. Вот только на конкретику церковь не откликается. А могла бы».
К коррупции дело, однако, не сводится. «Власть, – констатирует журналистка, – пользуется церковью для стабилизации ситуации – ведь с самого начала активного протестного движения церковь заявила: не раскачивайте лодку, стабильность всего дороже, не надо повторения революций. Только постепенное движение…»
Есть, впрочем, и вопросы. А у некоторых представителей церковной иерархии – и ответы. По словам председателя синодального отдела московского патриархата РПЦ по взаимодействию Церкви и общества Всеволода Чаплина, в течение последних двух месяцев была проведена «целая система залпов против церкви».
«У нас были предупреждения, что против нас будут работать», – заявил протоиерей Чаплин, имея в виду эпизоды с золотым патриаршим брегетом, квартирами родственников, «Серебряной калошей» и, наконец, панк-молебен в храме Христа Спасителя. И сделав вывод: против церкви ведется целенаправленная кампания. В которой, по словам Чаплина, заинтересован как кое-кто из находящихся в коридорах власти сегодня, так и те, кто находился там прежде.
«Никакой кампании против церкви нет, – убежден российский этнограф и философ Юрий Семенов. – Нарастает стихийное недовольство церковной алчностью – в том числе и среди людей, в общем-то относящихся к церкви сочувственно. Причина? Образ жизни верхушки: кричащая, демонстративная роскошь – на фоне бедности большинства населения».
«Церковь – единственная структур из числа тех, чья высшая иерархия формировалась только с санкции КГБ, и которая в постсоветские времена никогда не очищалась даже для вида, – сказал в интервью Русской службе «Голоса Америки» основатель и руководитель фонда «Гласность» правозащитник Сергей Григорьянц. – Единственная, где ни один из иерархов не был удален – за доносы, за связи с КГБ. За подробные отчеты не только о своих духовных детях, но и о своих коллегах».
Примеры? «В конце восемьдесят седьмого, – рассказывает Григорьянц, – журнал “Гласность” опубликовал два письма председателя Комитета по делам религий полковника Плеханова в ЦК КПСС о его беседах с иерархами Русской церкви. Двое из этих иерархов – митрополит Ленинградский и Таллиннский Алексий и митрополит Крутицкий и Коломенский Пимен. Оба стали патриархами. И оба очень доверительно рассказывают о своих коллегах, друг о друге, т.е., по сути дела, занимаются доносами». «Причем, – продолжает правозащитник, – тогда меня – уже после освобождения – попытались арестовать. Дело в том, что к пересказам своих бесед с иерархами Плеханов приложил биографические справки о них. И вот, в справке о митрополите Крутицком и Коломенском Пимене Карпове Плеханов пишет, что тот, в прошлом майор Советской армии, в сорок втором году дезертировал. Год прятался в лесу, менял фамилию… И когда вышел этот номер “Гласности”, то, как потом мне рассказывал прокурор по надзору за работой КГБ Голубев, к нему пришли сотрудники КГБ с бумагами о возбуждении против меня уголовного дела о клевете. Но, поскольку год был все-таки восемьдесят седьмой, прокурор их спросил: “А доказать, что он не был дезертиром, можете?” Те ответили: “Ну, кто же такие вещи доказывает?” И тогда он им отказал. А в результате – сам через несколько месяцев был уволен. Словом, ничто в этом мире не меняется».
Чье дело – правое?
Разумеется, идеологические изменения – уж они-то, кажется, видны невооруженным глазом. А – вооруженным? «Верхушка церкви выполняет, в общем, ту же роль, что марксисты при большевиках», – считает богослов и публицист Яков Кротов. «В какой-то степени власть пытается выстраивать свою идеологию с опорой на церковь», – признает Светлана Солодовник. «Без идеологической основы, – уточняет Юрий Семенов, – править все-таки невозможно. А либерализм у большинства вызывает отторжение. Вот и выходит, что кроме православной риторики в запасе ничего нет».
По мнению Сергея Григорьянца, связь времен и здесь налицо. «Церковь, – констатирует правозащитник, – а точнее, Московская патриархия всегда играла важную роль в политических расчетах советских лидеров. Примечательно, что и в плане Шелепина (…), пока он осуществлялся при Хрущеве, наряду с многочисленными советскими интеллигентами, начавшими вызывать большую симпатию и пользоваться большим влиянием на Западе, а также с советским балетом и, конечно, с научными обменами, большое внимание сразу же было уделено и церкви. Московская патриархия тут же заняла экуменическую (т.е., по существу, еретическую по отношению к постановлениям многих соборов) позицию. Она тут же вступила во Всемирный совет церквей – созданный в значительной степени с помощью советского руководства. Тут же началось и влияние на иерархов зарубежных церквей. Вплоть до того, что один из них – англичанин – просто получил Ленинскую премию мира. Верхушка церкви оставалась вполне управляемой КГБ и довольно влиятельной силой. Которую в случае нужды всегда можно было использовать».
В эпоху многопартийности для этого пролагаются новые пути. Один из них привел актера и священника (временно запрещенного в служении) Ивана Охлобыстина в высший совет партии «Правое дело».
«Ход в политтехнологической игре Кремля, – так оценила этот шаг Светлана Солодовник. – Сами посудите: о “Правом деле” в последнее время не слышно и не видно. Как серьезную политическую силу его никто не воспринимает. Была попытка поставить Прохорова, но он повел себя не так, как нужно, и его быстренько убрали. И вот, по-видимому, пытаются внедрить туда Охлобыстина – уже выступавшего с некоторыми проектами, например, с религиозно-патриотической “Доктриной-77”». «Кто знает, – оговаривается журналистка, – может быть, Охлобыстин и вырастет когда-нибудь в серьезного политика. Но пока все его попытки – это политические игры с целью, зацепив какую-то часть аудитории, отвлечь внимание, скажем, от протестного движения. От реальных проблем. “Правое дело” – никчемное и никуда не годное, но если внедрить туда Охлобыстина (человека, безусловно, яркого) – вдруг начнется какое-то шевеление? А главное – эта часть политического спектра будет под присмотром. Т.е. главное для них – рулить процессами».
И хотя, как заметил еще пушкинский Годунов, «сын у отца не вечно в полной воле», в данном случае отсебятина исключается. «Это Прохоров мог вообразить, что будет вести какую-то самостоятельную политику, – считает Солодовник. – У Охлобыстина этого и в мыслях нет. Перед ним поставлена задача разработать идеологию – вот он и займется. И появится эдакий компот из патриотизма с добавкой национализма – а возможно, и монархизма – как нашего светлого будущего…»
Время патриарха
Эпизодические роли быстро и расшифровываются. Какое же место отводится на российской политической сцене патриарху РПЦ? «Патриарх, – уточняет Светлана Солодовник, – значимая общественная фигура. По всем соцопросам его рейтинг – один из самых высоких. Доверие к патриарху – чрезвычайно высокое. А сам он, возможно, не прочь сыграть политическую роль».
Какую же именно? По словам журналистки, «как это ни удивительно, даже либеральная общественность поначалу связывала с ним вполне определенные политические ожидания. Кирилл считался прозападным иерархом, вот и надеялись, что он как-то будет влиять на власть – в демократическом направлении. И, в общем, это человек, нацеленный на контакты с Западом. Конечно, теперь, возглавляя всю церковь, в которой либеральное крыло, по понятным причинам, не самое большое, Кирилл стал осторожнее в своих высказываниях. К тому же сейчас он выстраивает жесткую вертикаль, но в той мере, в какой церковные люди вообще склонны принимать демократические взгляды, Кирилл – один из их них».
Либеральный патриарх? «Нет, – считает Светлана Солодовник, – сказать, что Кирилл – либерал, нельзя. Либеральную концепцию развития он не признает. У него даже были работы о том, почему России не подходит западный либеральный путь. В большой степени это касается отношения либералов к религии. Для либералов религия – частное дело человека. Тогда как Кирилл убежден, что роль религии в российском обществе должна возрастать, в том числе и в политической сфере. И что государство должно этому способствовать».
У общественных ожиданий – своя логика. «Еще недавно, – вспоминает Солодовник, – в умеренно-либеральной прессе высказывалась мысль, что Кирилл мог бы сыграть значительную роль в демократическом развитии России».
Тут-то и начались скандалы. «Я не склонна, – сказала собеседница «Голоса Америки», – соглашаться с мыслью, что истории с квартирами и часами патриарха – это развязанная властью кампания против церкви. Но многие церковные деятели говорили другое: власть таким образом показывает Кириллу, что он слишком влезает в дела государства. И возможно, отчасти это правда: власть отпихивает всех, кто пытается влиться в политическую когорту. Новые игроки ей не нужны».
Коли так, не сделать ли ставку на внутрицерковных оппонентов? Прием в политтехнологии не новый. В сложившейся ситуации он, однако, малопригоден, считает Светлана Солодовник. «Поскольку, – подчеркивает журналистка, – на новые кафедры ставятся обычно молодые епископы, а архиепископов, настолько влиятельных, чтобы отважиться на противодействие патриарху, в церкви просто нет. Не случайно и на соборе, который выбирал патриарха после смерти Алексия Второго, за власть никто не боролся – все сдались. Единственный, кто готов был идти против Кирилла, – это архиепископ Климент – фигура в церкви непопулярная».
У блогосферы – свои звезды. Наблюдатели за церковно-политическими отношениями называют имя отца Тихона (Шевкунова). «Я слышала такие разговоры. Но не могу сказать, что это – человек, пользующийся в церкви безоговорочным уважением, – так Светлана Солодовник прокомментировала спекуляции на этот счет. – Во-первых, это человек из светской среды – не человек церковных кланов. Выпускник ВГИКа… Церковь не любит таких людей, а уж видеть его своим патриархом готовы, я думаю, очень немногие. Нет у меня уверенности и в том, что Путин готов сейчас поставить Шевкунова во главе церкви...»
Словом, дискуссия продолжается. Предварительные выводы? «Слишком уж активно демонстрируется общность интересов, – считает Сергей Григорьянц, – и свидетельствует это о неусвоенных уроках русской истории. Был в России когда-то православный царь – со времен Петра, в сущности, возглавлявший Русскую православную церковь. И вот настал момент, когда народ-богоносец не только с легкостью разгромил Зимний дворец, но начал громить церкви и устраивать костры из икон. Почему? Церковь не стала отдельным от власти институтом, стабилизирующим и пользующимся уважением русского народа. Я говорю, разумеется, не о подвижниках – Флоренском, Булгакове, Олсуфьеве. А лишь о том, что русский народ сделал некогда со своими иерархами, священниками, храмами. Но что мы видим сегодня? Повторение прошлого – только в более вульгарной форме».
И все же, констатирует правозащитник, следует помнить, что противоречия между Путиным и патриархом начались не сегодня. Есть, продолжает Григорьянц, красноречивая деталь, о которой сегодня почему-то не говорят. «Перед смертью, – вспоминает он, – патриарх Алексий Второй внезапно выступил против Кремля. Он отказался принять под свой омофор – т.е. в юрисдикцию Московской патриархии – церкви Абхазии и Южной Осетии. Что прямо противоречило агрессивной войне – и пропаганде…»
Для большинства жителей России президент и премьер все еще остаются участниками тандема. Об этом свидетельствует синхронное падение их рейтингов. По данным Левада-центра с мая по август рейтинг Путина снизился на 6%, а Медведева – на 7%. При этом из 1600 опрошенных недовольство деятельностью правительства выразили 52%. Подробнее
Эксперты предрекают скорую отставку Дмитрия Медведева — свой пост глава правительства России может потерять уже осенью
Еще до того, как Медведев стал премьер-министром, политологи предполагали, что долго на этой должности он не продержится. Максимум – года три. Сегодня их прогнозы еще менее оптимистичны: президент может пожертвовать фигурой премьера уже в ближайшие месяцы.
Политологи считают, что начало противостоянию участников тандема положила пресловутая рокировка. Медведев до последнего лелеял надежду на то, что ему будет предложено баллотироваться на новый президентский срок; когда же стало очевидно, что это невозможно, счел себя несправедливо обиженным и поставил ультиматум, согласившись уступить президентский пост только в обмен на премьерский. Разумеется, для Путина это стало весьма неприятной неожиданностью, и его вовсе не радует то, что экс-президент продолжает строить планы по возвращению в Кремль.
О том, что противостояние уже переросло в острую борьбу, свидетельствуют события последнего времени. Как отмечают эксперты, если раньше пресекалась любая критика Медведева, то теперь для нее нет никаких препятствий. По словам политологов, Путин оставил премьера без защиты, что лишний раз подтверждает раскол в тандеме.
И как тут не вспомнить нашумевший фильм «Потерянный день» о войне в Южной Осетии? То, как отставные генералы Российской армии заклеймили Медведева за его «преступную нерешительность» и при этом превознесли Путина, «распинавшего» президента из Пекина, позволяет даже невооруженным взглядом увидеть до предела обострившиеся противоречия участников тандема. Не нужно быть искушенным в политике человеком, чтобы догадаться, что фильм – лишь удобный повод лишний раз показать, кто фактически управлял страной, и лишний раз намекнуть, что президент Медведев был лишь марионеткой в руках премьера Путина.
Или вот еще пример: во время Олимпиады-2012 в Лондоне Владимир Путин подписал указ, меняющий состав и структуру президентского Совета по развитию физкультуры и спорта. Если ранее, в бытность президентом Медведева, Путин делил с ним руководство, являясь первым заместителем и председателем президиума Совета, то, став президентом, он просто исключил из Совета премьера Медведева и большую часть членов правительства, оставив вице-премьера Дмитрия Козака и министра спорта Виталия Мутко.
Конечно, Медведев пытается по мере своих сил отвечать на выпады бывшего соратника, однако силы эти явно не равны. Взять хотя бы ситуацию с возвращением в кресло председателя совета директоров Роснефтегаза Игоря Сечина – правой руки Путина. В апреле прошлого года он был смещен со своего поста именно по инициативе Медведева. Кроме того, вместе с ним из госкомпании были выведены все чиновники. Тогда это было расценено как победа команды Медведева и ослабление Путина. Но перевес сохранялся недолго.
За день до инаугурации, 6 мая, Путин подписал распоряжение, согласно которому Сечин включался в список кандидатов в совет директоров Роснефтегаза, а затем – и директиву, прямо приказывающую членам совета директоров голосовать за избрание его председателем Сечина. При этом, как отмечает «Свободная пресса», Медведева он не поставил в известность.
В результате правительство фактически потеряло контроль над нефтегазовым сектором: в руках Сечина сосредоточились все денежные потоки отрасли. Помимо этого, он получил весьма широкие полномочия, став секретарем новой президентской комиссии по стратегическому развитию ТЭК. Впрочем, уступка правительству Медведева все же была сделана, полномочия Сечина частично ограничены, но при этом контроль над нефтегазовым сектором он не утратил.
Политологи видят в этом точно рассчитанный удар по имиджу нынешнего премьера. Он призван продемонстрировать обществу ничтожность Медведева как политической фигуры и его роли в принятии решений, что вполне может означать близкую отставку премьера.
Вероятно, Медведев и сам понимает это. А как иначе объяснить его нежелание оставить заместителя на время своего отпуска? Как отмечают эксперты, данное решение продиктовано желанием самоутвердиться, показать свою незаменимость. Не исключено, что Медведев опасается поставить эту самую незаменимость под сомнение, передав, пусть даже на непродолжительное время, свои полномочия кому-то другому.
Однако изменить ситуацию он уже не в силах. Будучи в свое время всего лишь «техническим» президентом, Медведев не способен стать самостоятельным премьером. Некоторые эксперты полагают, что его вообще назначили только для того, чтобы дать время Путину определиться со своей стратегией. И, видимо, это произойдет как раз осенью.
The gradual intrusion of the Orthodox Church into Russian secular life and the state is something that went largely unnoticed by the Russian public. The Pussy Riot trial is beginning to change all that, writes Sergei Lukashevsky. 
