Last Update: 3.15.13
Mike Nova Neuzheli? A Ya dumal, chto mozhet. Raznitsi vsyo ravno nikakoy ne budet. Znachit, nado nauchitsa; a to, kak vsegda, vsyo v temnote i tumane.
Политические аналитики в большинстве своем также работают как технологи, фиксирующие: Володин пошел вверх, Сурков вбок, Медведев вниз. Ходорковского выпустят в 2014-м или не выпустят. Интерпретация ежедневных событий, жестов, акций — привычная практика политической аналитики. При этом каждый знает, что очень многое в стране напрямую зависит от личности государя: наличие или отсутствие нововведений во всех сферах, их формы, стиль, жесткость, сроки.
Главное в Послании Федеральному Собранию, конечно же, не темы роста ВВП, устойчивость и защищенность экономики, не увеличение средних зарплат по отраслям, не обеспечение военных квартирами или поддержка молодых семей. Стране, «городу и миру» предложена закодированная в оценочных и проектных суждениях развернутая программа приоритетов, ориентиров, прямых указаний — смысловых коридоров действий, которые предписываются президентом практически всем — и не только государственным — институтам в стране. Отчетливо и твердо высказаны шесть-семь взаимосвязанных, концептуальных идей, которые в российском идеологическом поле до этого возникали лишь фрагментарно. И все они во многом обусловлены содержанием личной «картины мира» Владимира Владимировича, нынешней конфигурацией его понимания происходящего.
Во-первых, презентируется глубокое разочарование Путина в европейских моделях устройства мира, в западных версиях и схемах объяснения реальности. Отсюда, в частности, и реакция на появление в последние годы самостоятельного субъекта всех видов отношений, включая политические, — гражданского общества. Постоянное умножение его функций, повышение статуса в качестве некой самоорганизующейся альтернативы государству. Сегодня никто не может даже помыслить допущение, согласно которому целый ряд исконных обязательств государства (от экономического проектирования до обеспечения порядка и национальной безопасности) в будущем могут быть переданы структурам гражданского общества.
Важнейшая теоретическая платформа представленной доктрины — использование термина «государство-цивилизация». Применительно к России это словосочетание впервые пишется через дефис, в одно слово. Его появление — терминологическая премьера, настоящее идеологическое открытие. Это та системная новость, которая, уверен, будет обрастать еще множеством деталей.
Тем самым утверждается, что российская система жизни построена на правилах своей несхожести, отдельности от европейских «универсальных принципов», культурных и цивилизационных кодов. «…Российская демократия — это власть российского народа с его собственными традициями самоуправления. А не реализация навязанного извне». Здесь собственные системы ценностей, норм, отношений, установлений морали, мифов и традиций. Поэтому подчеркивается, что важно «сохранить свою национальную и духовную идентичность», понимание национального успеха, порядка, справедливости.
К сожалению, «сегодня российское общество испытывает явный дефицит духовных скреп». Восстанавливать их твердость будет поручено Русской православной церкви. В связи с этим президент, кажется впервые, использует и понятие «национальные культурные коды». Отсюда и демократия — это не только естественная власть большинства, но и власть некого русского начала с его традициями, опытом, историей. В тексте Послания несколько раз делается специальный акцент: «Мы — русские!», «Быть и оставаться Россией», «…Не растерять себя как нация». Мы отторгаем все то, что может этому помешать.
Во-первых, презентируется глубокое разочарование Путина в европейских моделях устройства мира, в западных версиях и схемах объяснения реальности. Отсюда, в частности, и реакция на появление в последние годы самостоятельного субъекта всех видов отношений, включая политические, — гражданского общества. Постоянное умножение его функций, повышение статуса в качестве некой самоорганизующейся альтернативы государству. Сегодня никто не может даже помыслить допущение, согласно которому целый ряд исконных обязательств государства (от экономического проектирования до обеспечения порядка и национальной безопасности) в будущем могут быть переданы структурам гражданского общества.
Важнейшая теоретическая платформа представленной доктрины — использование термина «государство-цивилизация». Применительно к России это словосочетание впервые пишется через дефис, в одно слово. Его появление — терминологическая премьера, настоящее идеологическое открытие. Это та системная новость, которая, уверен, будет обрастать еще множеством деталей.
Тем самым утверждается, что российская система жизни построена на правилах своей несхожести, отдельности от европейских «универсальных принципов», культурных и цивилизационных кодов. «…Российская демократия — это власть российского народа с его собственными традициями самоуправления. А не реализация навязанного извне». Здесь собственные системы ценностей, норм, отношений, установлений морали, мифов и традиций. Поэтому подчеркивается, что важно «сохранить свою национальную и духовную идентичность», понимание национального успеха, порядка, справедливости.
К сожалению, «сегодня российское общество испытывает явный дефицит духовных скреп». Восстанавливать их твердость будет поручено Русской православной церкви. В связи с этим президент, кажется впервые, использует и понятие «национальные культурные коды». Отсюда и демократия — это не только естественная власть большинства, но и власть некого русского начала с его традициями, опытом, историей. В тексте Послания несколько раз делается специальный акцент: «Мы — русские!», «Быть и оставаться Россией», «…Не растерять себя как нация». Мы отторгаем все то, что может этому помешать.
Путин внутренне абсолютно убежден в том, что только в силе и умножении государственного влияния на все стороны и аспекты жизни кроется геополитическое величие, защита страны, процветание населения и, безусловно, — развитие экономики. Он верит в то, что все поражения, неудачи, даже проблемы развития страны связаны с ослаблением государства, а все достижения — с увеличением его мощи. В управлении, во взаимодействии с рынком, бизнесом, с гражданским самосознанием, даже частными практиками людей должно быть «больше, а не меньше государства» — заявляет он в директивных текстах конца 2012 года. Именно и только оно призвано заботиться, опекать, умножать, разрешать, запрещать, следить. «Платить за жажду перемен разрушением самого государства недопустимо. Вся история России просто кричит об этом».
В связи с этим, естественно, лидер нации воспринимает, к примеру, коррупцию не как культурное предписание, напрямую являющееся следствием того, как устроена и функционирует ныне действующая система. Феодальная по своей природе, она в таких условиях иначе существовать не может.
Еще один — шестой тезис. Намеренная, но специально нефиксируемая двойственность многих тезисов, предложений, оценок. Президент с горечью констатирует, что девять из десяти существенных сделок современной России осуществляется вне ее пределов, не в судах отечественной юриспруденции, а в Лондоне, Стокгольме, Цюрихе и других местах. Публикацию столь откровенной информации не разрешил бы ни один опытный цензор аппарата ЦК КПСС, поскольку она свидетельствует о тотальном взаимном недоверии бизнеса и власти.
Другой пассаж Послания: «…В системе контроля надзорных органов у нас занято, по разным подсчетам, все равно около миллиона человек. Это практически столько же, сколько, допустим, у нас врачей или учителей». Добавьте к этому миллион полицейских, столько же сотрудников системы следствия, суда, наказаний, от восьмисот тысяч до полутора миллионов охранников только в частных негосударственных агентствах. Таким образом, многие миллионы работников занимаются контролем за обществом, в котором один агент социального и экономического взаимодействия не доверяет другому.
— Для меня удивителен один момент. Пока вы говорили, я специально прошлась по тексту пресс-конференции. Президент Путин там действительно довольно часто, четырнадцать раз, говорит о Европе. Но ни в коем случае не упоминает ни европейскую интеграцию, ни дезинтеграцию.
— И про Америку всегда в негативном контексте.
— Да! Но не всегда, там значится и это призывно-заздравное: «они добрые, порядочные люди». Вопрос в другом: отчего у вас возникает впечатление, что Путин особым образом ориентирован на Европу? Ведь и в тексте Послания этого нет, Европа там упоминается всего однажды.
— По двум причинам. Во-первых, еще не протянуты нефте- и газопроводы в Китай, а наше благополучие начиная с 1999 года построено на цене в 110–140 долларов за баррель нефти. Большую часть своего роста мы в качестве рантье получаем из европейских стран. На эти средства, а также благодаря возможностям открытого рынка мы много покупаем, хорошо питаемся, путешествуем, отдыхаем. Чтобы не навредить возможностям экспорта энергоносителей, необходимо быть очень осторожным. Вот американцам по психологическим причинам запретили усыновлять наших заброшенных детей, включая инвалидов, а итальянцам, испанцам, немцам — нет. Двоемыслию нужно обучаться с детства: понимать, где можно и нужно говорить о европейской интеграции, а где лучше умолчать.
— Но не кажется ли вам, что вы все-таки не упоминаете существенного поворота в том контексте, который сами наметили? Вы убеждены, что Путин глубинно «против разделения властей», «против западного образа жизни» — это человек с двойным дном?
— Нет, не так грубо и однозначно. Он за эффективное российское двоемыслие. Внутренне, реально, в повседневной практике будет этому противостоять. Но в представительских текстах и выступлениях, естественно, ратовать за интеграцию с Европой, за общие интересы и принципы, прозрачность и открытость. «Убежден, в центре новой модели роста должны быть экономическая свобода, частная собственность и конкуренция, современная рыночная экономика, а не государственный капитализм».
— И все-таки, я бы сказала, вы не называете самого существенного для Послания слова.
— Всю нашу беседу я описывал то, что для себя в инструментальных целях называю «внутренней реальностью». Это нечто на самом деле неочевидное, неотрефлексированное, но реально работающее. Как точно подметил еще в 1839 году не говорящий по-русски маркиз де Кюстин: «Россия — страна фасадов». Президент прекрасно знает, что нужно говорить и как следует шутить, в частности, обнимаясь с Ангелой Меркель. В какой момент ей нужно сказать про чучело еврея в связи с девочками Pussy Riot. Он мастер риторики, великолепно обученный, креативный, образованный человек. Знает, буквально как таиландские врачи, где и когда, в какую болевую точку нужно нажать… Это и есть пребывание во внутренней реальности.
— Но вот одно слово, легкое, как перо. «Демократия». Как он относится в 2012–2013 годах к европейской демократии, к паневропейскому проекту всеобщей демократизации и ее бастиону — ЕС? Насколько он в них разочарован?
— Демократия — это правильное воспитание большинства под попечением Алексея Алексеевича Громова — ведущего демиурга производства и распространения смыслов российскими медиа. Вы вот иронично скажете, что телевизор не смотрите, но из 500 занятий, фиксируемых социологами, время, затрачиваемое на просмотр телевидения, — это занятие номер один. Сотни миллиардов человекочасов. Пять раз в неделю от девяносто пяти до ста двадцати миллионов человек тратят на формирование своих «картин мира» не меньше четырех часов в день. Все это очень серьезно. Демократия — это система представлений, в которых людей убедили. У нас сейчас примерно 55 процентов трудящихся (раньше было 75, но в эпоху Путина эта доля сильно уменьшилась) работают на частных предпринимателей, но при этом большая их часть если не ненавидит, то в любом случае не доверяет своим кормильцам. И государству тоже, и богатым, и бедным не доверяет. И полицейским, и бандитам. И про неоправданную приватизацию не забывает. Сохранение такого разорванного, но по сути своей социалистического сознания — основа двоемыслия. По-видимому, это и есть главное достижение пропагандистской машины последних двадцати лет: изготовление массовых представлений миллионов избирателей о недоверии к богатым, о слабом государстве, требующем сильного правителя, но и об «иностранных агентах», о тех, кто «шакалит у посольств». Этот лишь кажущийся противоречивым продукт оказался очень успешен.
— Президент изредка величает их «политическими оппонентами», даже не оппозицией, даже не движением…
— Это люди, которые несут чуждые России представления.
— Так каковы же в этом случае его представления об общественном мнении?
— Убежденность, что он сегодня воплощает глубинные и искренние взгляды большинства. И это действительно так. Более 56 процентов населения, по данным социологов, поддержали закон о запрете гражданам США усыновлять российских детей. Большинство лояльно властям, разделяет патерналистские настроения и не верит в то, что от людей что-то зависит. Советские установки солидарны с евразийскими по части больших «побед» и величия государства, а национализм вырастает из уверенности в «особом пути» России и ее исключительности.
Федор Лукьянов, который сменил Александра Караганова на посту председателя СВОПа, говорит, что больше в мире не останется сверхдержав, и уж Россия тем более никогда таковой не будет. У Путина, безусловно, существует настоящий комплекс по этому поводу. Он обижен на то, что Россию не считают сверхдержавой, и все сделает, чтобы показать миру: это не так. Потратит на такое доказательство несметные деньги.
— Есть ли в его текстах последнего времени новая трактовка меритократии — «лучших», элит? Даже его невероятно эмоциональная риторика, как правило, — пример анонимности. Президент не называет ни одного лица, которое было бы ему особенно интересно или, наоборот, категорически претило в элитах. У современного Путина принципиально отсутствует персонализация элит. С чем вы это связываете?
— С тем, что Ганди уже умер. Поговорить теперь не с кем.
— И нужно выдувать эдакий бесконечный мыльный пузырь «коллективных» мнений, в которых все станут растворяться?
— Да, сегодня ты Сердюков: свою работу выполнил, послезавтра тебя легко можно арестовать, но делать этого не будут.
— Или Медведев?
— Очень современный, живой и надежный человек. Осуществил все задания. Почему бы не назначить следующим президентом Шойгу? Он же на третьем месте по рейтингу. Интеллектуал, географ, военный, с ним хорошо охотиться.
— Не считаете ли вы, что возникает определенный крен в фольклор, в архаику? Культивируются представления о «тысячелетнем» языке, «вековой» народности, «русском» быте и т.п. Новый путинский народ — почитай, музейный экспонат?
— Президент думает об этом так, как любой человек, получивший советское образование. Оно ведь было достаточно сказочным. Вы помните, на месте Российской империи создана потрясающая добрая страна, которая заботится о людях. Я не вижу здесь какого-то личного цинизма. В этой установке нет двоемыслия. Он убежден, что такова его миссия. Он столько дал людям. Подчеркивает в Послании: «трудящиеся получали три тысячи рублей в месяц, а сейчас двадцать девять тысяч». Снабдил большинство благополучием и гигантскими возможностями. Мы действительно живем много лучше, чем прежде.
Интересно, о чем президент не говорит: о труде, ответственности, творчестве, культуре в большинстве ее смыслов, о каком-нибудь общенациональном усилии, о гражданском самосознании, нигде не произносится слово «личность» — это все важно зафиксировать.
— Уходит медведевская заветная тема президентских Посланий: «семья», «поколения», «дети». Зато вместо этого обозначена апелляция к генеалогическому бэкграунду. Кто припомнит, чтобы Путин радикально подчеркивал: «я русский человек, мама русская, папа русский», — цитирую пресс-конференцию?
— Россия, видимо, в связи с этим в ближайшее время накопит огромную скорость и энергию отставания от представлений, адекватных вызовам времени. Накопит множество пересекающихся заблуждений, форм неадекватности, непонимание хода истории, тех настоящих вопросов, тем более возможностей поиска решений, которые стоят сегодня перед нашей страной. И его миссия, я думаю, будет заключаться в том, чтобы пройти этот путь очень жестко и таким образом подготовить систему к какой-то очередной гигантской трансформации, которая уже будет происходить без него. Мы, видимо, должны попасть в некий семнадцатый год. Но это очень сложный и большой путь, его еще надо пройти. Это ведь сложная система лифтов. Сейчас намечается движение вниз.
— Вниз, куда?
— В непременное осуществление той идеологической доктрины, о которой я говорю. Мы уже наблюдаем множество жестов из нашего будущего. Они будут только умножаться, потому что наш президент очень ответственен, активен, умен!
Беседовали Ирина Чечель и Александр Марков
В связи с этим, естественно, лидер нации воспринимает, к примеру, коррупцию не как культурное предписание, напрямую являющееся следствием того, как устроена и функционирует ныне действующая система. Феодальная по своей природе, она в таких условиях иначе существовать не может.
Еще один — шестой тезис. Намеренная, но специально нефиксируемая двойственность многих тезисов, предложений, оценок. Президент с горечью констатирует, что девять из десяти существенных сделок современной России осуществляется вне ее пределов, не в судах отечественной юриспруденции, а в Лондоне, Стокгольме, Цюрихе и других местах. Публикацию столь откровенной информации не разрешил бы ни один опытный цензор аппарата ЦК КПСС, поскольку она свидетельствует о тотальном взаимном недоверии бизнеса и власти.
Другой пассаж Послания: «…В системе контроля надзорных органов у нас занято, по разным подсчетам, все равно около миллиона человек. Это практически столько же, сколько, допустим, у нас врачей или учителей». Добавьте к этому миллион полицейских, столько же сотрудников системы следствия, суда, наказаний, от восьмисот тысяч до полутора миллионов охранников только в частных негосударственных агентствах. Таким образом, многие миллионы работников занимаются контролем за обществом, в котором один агент социального и экономического взаимодействия не доверяет другому.
— Для меня удивителен один момент. Пока вы говорили, я специально прошлась по тексту пресс-конференции. Президент Путин там действительно довольно часто, четырнадцать раз, говорит о Европе. Но ни в коем случае не упоминает ни европейскую интеграцию, ни дезинтеграцию.
— И про Америку всегда в негативном контексте.
— Да! Но не всегда, там значится и это призывно-заздравное: «они добрые, порядочные люди». Вопрос в другом: отчего у вас возникает впечатление, что Путин особым образом ориентирован на Европу? Ведь и в тексте Послания этого нет, Европа там упоминается всего однажды.
— По двум причинам. Во-первых, еще не протянуты нефте- и газопроводы в Китай, а наше благополучие начиная с 1999 года построено на цене в 110–140 долларов за баррель нефти. Большую часть своего роста мы в качестве рантье получаем из европейских стран. На эти средства, а также благодаря возможностям открытого рынка мы много покупаем, хорошо питаемся, путешествуем, отдыхаем. Чтобы не навредить возможностям экспорта энергоносителей, необходимо быть очень осторожным. Вот американцам по психологическим причинам запретили усыновлять наших заброшенных детей, включая инвалидов, а итальянцам, испанцам, немцам — нет. Двоемыслию нужно обучаться с детства: понимать, где можно и нужно говорить о европейской интеграции, а где лучше умолчать.
— Но не кажется ли вам, что вы все-таки не упоминаете существенного поворота в том контексте, который сами наметили? Вы убеждены, что Путин глубинно «против разделения властей», «против западного образа жизни» — это человек с двойным дном?
— Нет, не так грубо и однозначно. Он за эффективное российское двоемыслие. Внутренне, реально, в повседневной практике будет этому противостоять. Но в представительских текстах и выступлениях, естественно, ратовать за интеграцию с Европой, за общие интересы и принципы, прозрачность и открытость. «Убежден, в центре новой модели роста должны быть экономическая свобода, частная собственность и конкуренция, современная рыночная экономика, а не государственный капитализм».
— И все-таки, я бы сказала, вы не называете самого существенного для Послания слова.
— Всю нашу беседу я описывал то, что для себя в инструментальных целях называю «внутренней реальностью». Это нечто на самом деле неочевидное, неотрефлексированное, но реально работающее. Как точно подметил еще в 1839 году не говорящий по-русски маркиз де Кюстин: «Россия — страна фасадов». Президент прекрасно знает, что нужно говорить и как следует шутить, в частности, обнимаясь с Ангелой Меркель. В какой момент ей нужно сказать про чучело еврея в связи с девочками Pussy Riot. Он мастер риторики, великолепно обученный, креативный, образованный человек. Знает, буквально как таиландские врачи, где и когда, в какую болевую точку нужно нажать… Это и есть пребывание во внутренней реальности.
— Но вот одно слово, легкое, как перо. «Демократия». Как он относится в 2012–2013 годах к европейской демократии, к паневропейскому проекту всеобщей демократизации и ее бастиону — ЕС? Насколько он в них разочарован?
— Демократия — это правильное воспитание большинства под попечением Алексея Алексеевича Громова — ведущего демиурга производства и распространения смыслов российскими медиа. Вы вот иронично скажете, что телевизор не смотрите, но из 500 занятий, фиксируемых социологами, время, затрачиваемое на просмотр телевидения, — это занятие номер один. Сотни миллиардов человекочасов. Пять раз в неделю от девяносто пяти до ста двадцати миллионов человек тратят на формирование своих «картин мира» не меньше четырех часов в день. Все это очень серьезно. Демократия — это система представлений, в которых людей убедили. У нас сейчас примерно 55 процентов трудящихся (раньше было 75, но в эпоху Путина эта доля сильно уменьшилась) работают на частных предпринимателей, но при этом большая их часть если не ненавидит, то в любом случае не доверяет своим кормильцам. И государству тоже, и богатым, и бедным не доверяет. И полицейским, и бандитам. И про неоправданную приватизацию не забывает. Сохранение такого разорванного, но по сути своей социалистического сознания — основа двоемыслия. По-видимому, это и есть главное достижение пропагандистской машины последних двадцати лет: изготовление массовых представлений миллионов избирателей о недоверии к богатым, о слабом государстве, требующем сильного правителя, но и об «иностранных агентах», о тех, кто «шакалит у посольств». Этот лишь кажущийся противоречивым продукт оказался очень успешен.
— Президент изредка величает их «политическими оппонентами», даже не оппозицией, даже не движением…
— Это люди, которые несут чуждые России представления.
— Так каковы же в этом случае его представления об общественном мнении?
— Убежденность, что он сегодня воплощает глубинные и искренние взгляды большинства. И это действительно так. Более 56 процентов населения, по данным социологов, поддержали закон о запрете гражданам США усыновлять российских детей. Большинство лояльно властям, разделяет патерналистские настроения и не верит в то, что от людей что-то зависит. Советские установки солидарны с евразийскими по части больших «побед» и величия государства, а национализм вырастает из уверенности в «особом пути» России и ее исключительности.
Федор Лукьянов, который сменил Александра Караганова на посту председателя СВОПа, говорит, что больше в мире не останется сверхдержав, и уж Россия тем более никогда таковой не будет. У Путина, безусловно, существует настоящий комплекс по этому поводу. Он обижен на то, что Россию не считают сверхдержавой, и все сделает, чтобы показать миру: это не так. Потратит на такое доказательство несметные деньги.
— Есть ли в его текстах последнего времени новая трактовка меритократии — «лучших», элит? Даже его невероятно эмоциональная риторика, как правило, — пример анонимности. Президент не называет ни одного лица, которое было бы ему особенно интересно или, наоборот, категорически претило в элитах. У современного Путина принципиально отсутствует персонализация элит. С чем вы это связываете?
— С тем, что Ганди уже умер. Поговорить теперь не с кем.
— И нужно выдувать эдакий бесконечный мыльный пузырь «коллективных» мнений, в которых все станут растворяться?
— Да, сегодня ты Сердюков: свою работу выполнил, послезавтра тебя легко можно арестовать, но делать этого не будут.
— Или Медведев?
— Очень современный, живой и надежный человек. Осуществил все задания. Почему бы не назначить следующим президентом Шойгу? Он же на третьем месте по рейтингу. Интеллектуал, географ, военный, с ним хорошо охотиться.
— Не считаете ли вы, что возникает определенный крен в фольклор, в архаику? Культивируются представления о «тысячелетнем» языке, «вековой» народности, «русском» быте и т.п. Новый путинский народ — почитай, музейный экспонат?
— Президент думает об этом так, как любой человек, получивший советское образование. Оно ведь было достаточно сказочным. Вы помните, на месте Российской империи создана потрясающая добрая страна, которая заботится о людях. Я не вижу здесь какого-то личного цинизма. В этой установке нет двоемыслия. Он убежден, что такова его миссия. Он столько дал людям. Подчеркивает в Послании: «трудящиеся получали три тысячи рублей в месяц, а сейчас двадцать девять тысяч». Снабдил большинство благополучием и гигантскими возможностями. Мы действительно живем много лучше, чем прежде.
Интересно, о чем президент не говорит: о труде, ответственности, творчестве, культуре в большинстве ее смыслов, о каком-нибудь общенациональном усилии, о гражданском самосознании, нигде не произносится слово «личность» — это все важно зафиксировать.
— Уходит медведевская заветная тема президентских Посланий: «семья», «поколения», «дети». Зато вместо этого обозначена апелляция к генеалогическому бэкграунду. Кто припомнит, чтобы Путин радикально подчеркивал: «я русский человек, мама русская, папа русский», — цитирую пресс-конференцию?
— Россия, видимо, в связи с этим в ближайшее время накопит огромную скорость и энергию отставания от представлений, адекватных вызовам времени. Накопит множество пересекающихся заблуждений, форм неадекватности, непонимание хода истории, тех настоящих вопросов, тем более возможностей поиска решений, которые стоят сегодня перед нашей страной. И его миссия, я думаю, будет заключаться в том, чтобы пройти этот путь очень жестко и таким образом подготовить систему к какой-то очередной гигантской трансформации, которая уже будет происходить без него. Мы, видимо, должны попасть в некий семнадцатый год. Но это очень сложный и большой путь, его еще надо пройти. Это ведь сложная система лифтов. Сейчас намечается движение вниз.
— Вниз, куда?
— В непременное осуществление той идеологической доктрины, о которой я говорю. Мы уже наблюдаем множество жестов из нашего будущего. Они будут только умножаться, потому что наш президент очень ответственен, активен, умен!
Беседовали Ирина Чечель и Александр Марков